Я не любитель подобных эпитетов, но в целом матч Баварии и Барселоны в некоторой степени его оправдывает. Однако когда на следующий день те же выражения применялись в адрес встречи Дортмунда и Мадрида, это уже не казалось таким забавным, и что более важно – уместным. В памяти сразу всплыла одна университетская лекция по истории античной литературы, на которой мы говорили о различиях между порнографией и эротикой. Речь шла о «Золотом осле» Апулея и «Дафнисе и Хлое» Лонга. Суть порнографии, уяснили мы, в механической передаче процесса совокупления, грубой и прямой, в тоже время эротика – это передача страсти и нежности без демонстрации непосредственно полового акта.
Так вот, в Мюнхене болельщики лицезрели самый что ни есть настоящий порнофильм – тут было давление, граничащее с насилием, полное физическое преимущество одного над другим. Маттиас Заммер любит называть эту Баварию машиной. Машиной она и была в тот вечер. Не обошлось и без парочки излишне грубых сцен, как с голом Марио Гомеса и заслоном от Мюллера. «Я подумал: в худшем случае судья свистнет фол в атаке, в лучшем – Роббен сможет пробить по воротам». Бавария делала свое дело без капли стеснения или неуверенности, отлаженно и механично.
В тоже время в Дортмунде на нас ждал поющий Вестфален со своей прекрасной Желтой стеной и баннерами Echte Liebe («настоящая любовь»), и мы увидели шикарный гол Роберта Левандовски. Здесь обошлось без демонстрации гениталий, но трепет перед происходящим на поле ощущали, пожалуй, даже болельщики мадридского Реала. Возможно, даже Жозе Моуриньо.
Оба матча вызвали у большинства болельщиков кучу восторга. Но почему? Ведь если посмотреть на эти результаты отстраненно, забыв о болельщицких впечатлениях, они ужасны, потому что шансы на хоть какую-то интригу в обоих противостояниях очень малы. А ведь именно интрига и непредсказуемость делают этот спорт по-настоящему зрелищным, и мы дожидаемся стадии плей-офф Лиги чемпионов с большим нетерпением, поскольку здесь вероятность встречи двух мощных и равносильных соперников выше, чем где-либо еще. И именно таких битв мы и ожидали после того, как сформировался финальный квартет, не так ли? Не получилось. Тут порно, там эротика, но в обоих случаях мы увидели кто тут Дафнис, а кто — Хлоя. Но особого разочарования не было. Помимо интриги мысль болельщика будоражит осознание того, что на его глазах случилось что-то историческое. Чувство перемены, новизны сильнее ощущения уюта. А ведь мы, по всей видимости, стоим на пороге нового этапа.
Коллега Громиков любит повторять, что один человек не может быть больше клуба. В последние десятилетия футбол оказался во власти людей, который пытаются опровергнуть этот тезис. Они хотят, чтобы последнее слово всегда было за ними, и готовы за это платить. Им обычно по боку традиции клуба, а еще больше – мнение той общины, в чьей среде клуб рождался задолго до того, как они им завладели. Руководствуясь личными амбициями и повадками дельцов, они прибегают к самым быстрым способам достижения целей. В погоне за титулами эти функционеры извращают экономическую футбольную систему нездоровыми финансовыми операциями и нередко готовы идти на экономический риск, лишенный всякого смысла. Этот подход на самом деле нарушает ту связь, идентификацию клуба и общины, но в то же время считается таким, который имеет право на существование и даже успешным. И он преобладает как в английской Премьер-лиге, так, по большому счету, и в испанском чемпионате.
Но в европейской футбольной реальности есть и другой мир. Пока в Испании клубы двух высших дивизионов должны стране 670 млн евро налогов, а билет на матч, к примеру, Манчестер Юнайтед стоит в среднем 40 фунтов (48 евро), в Бундеслиге достижение финансового баланса – необходимая предпосылка для получения лицензии на следующий сезон, а болельщики Гамбурга протестуют против повышения цен на «стоячие билеты» до 20 евро. Немецкие клубы являют собой членские организации, объединяющие огромное число людей, и клубы фактически не только принадлежат, но и контролируются своими фанатами. Их число постоянно растет, и Шальке имеет уже более 111 тысяч членов, а обитающий во второй лиге Кёльн – больше 50 000. Есть только три исключения: Вольфсбург и Байер исторически являются спортивными проектами автомобильного концерна Volkswagen и химико-фармацевтического гиганта Bayer. Ну и есть еще Хоффенхайм, фактически принадлежащий предпринимателю Диттмару Хоппу.
Однако все остальные клубы являются объединениями болельщиков, хотя и основали специальные дочерние компании, которым субсидируют управленческие функции. Но обязательным правилом, которое установили клубы во избежание сосредоточивания власти в чьих-то конкретных руках, является так называемое правило 50%+1, согласно которому как минимум половина всех акций плюс еще одна должна принадлежать болельщикам. Баварский бегемот и дортмундский левиафан контролируются своими болельщиками. Мюнхенцы, у которых насчитывается более 185 000 членов, принадлежат своим фанатам на 82%. Лишь 9% акций были проданы корпорациям типа Adidas или Audi за большие деньги в начале этого века, чтобы погасить долги вызванные строительством нового стадиона.